Завещание из Варшавского гетто

9 мая - День Победы!

В эти дни мы радуемся хорошей погоде, кто-то гуляет в парке, кто-то спешит на дачу и с каждым годом мы все реже и реже вспоминаем то темное время... Все меньше остается людей, которые были свидетелями той страшной войны. А многие дети уже и не знают о тех событиях.

Но, есть такая поговорка "Кто не знает своего прошлого у того нет будущего" Все в мире повторяется и только из-за того, что мы быстро забываем те уроки, которые прошли наши предки.

Давайте вспомним к чему привело человеческое высокомерие! 

И да хранит нас Всевышний от этого зла!

"Одним из самых известных и трагических событий Второй мировой войны, происшедших в 1943 году, было восстание в Варшавском гетто, которое продолжалось с 19 апреля по 16 мая.

До своего разрушения это гетто было самым крупным из всех, в которых нацисты держали евреев. Когда население гетто достигло максимальной отметки, здесь находилось около 500 тысяч человек (30 процентов всего населения Варшавы), теснившихся на 2,4 процента территории города. 

Однако нацисты очень быстро сократили численность гетто. За первые полтора года его существования здесь умерли от голода 15-20 процентов его обитателей.  К зиме 1943 г. в гетто остались лишь 60 тысяч человек. Остальные (свыше 400 тысяч) или погибли, или были отправлены в концлагеря, где подавляющее большинство было убито в первые же дни.

Только после того, как население гетто было сокращено до 60 тысяч человек, оставшиеся в живых решили вступить с нацистами в смертный бой. Восстание в Варшавском гетто было поднято без всякой надежды на победу и со слабой надеждой остаться в живых.

Нацисты наметили последнюю отправку обитателей гетто на 19 апреля 1943 г., в первую ночь Песаха (обращать радостные еврейские праздники в дни траура было традиционным приемом нацистов). Нацистские войска вошли на территорию гетто ровно в три часа ночи. Но тут они столкнулись с вооруженным сопротивлением и отступили.

В течение нескольких последующих дней нацисты начали поджигать гетто, здание за зданием. 

Евреи по-прежнему укрывались в бункерах, которые вскоре превратились в ад из-за бушевавшего наверху огня. Немецкие солдаты швыряли в бункера ручные гранаты и использовали слезоточивый газ, так что в конце концов почти все евреи были вынуждены покинуть их. 

Героическое восстание потерпело поражение. Оно, несомненно, было заранее обречено: несколько сот пистолетов, винтовок и «коктейли Молотова» (бутылки с зажигательной смесью) не могли остановить регулярные войска, в распоряжении которых имелись танки и станковые пулеметы".

Перед нами последние слова одного из последних бойцов этого восстания.
Они адресованы Всевышнему.
И вместе с тем — это Завещание всем людям. Каждому из нас, кто считает себя человеком.

Завещание

(печатается в сокращении)

"Варшавское гетто, 1943 год.

Я, Иосель, сын Иоселя Раковера из Матернополя, пишу эти строки в тот час, когда Варшавское гетто пылает, а дом, в котором я нахожусь теперь, — один из последних, еще не объятых огнем. Уже в течение нескольких часов мы подвергаемся обстрелу, и стены вокруг меня рушатся. Еще немного — и дом, в котором я нахожусь, превратится в могилу для своих защитников и жильцов, как и все наши дома в гетто. Огненно-красные острые лучи солнца, проникающие через маленькое окошко моей комнаты, из которого мы дни и ночи стреляли по врагу, говорят мне, что теперь вечер, сумерки заката. Солнце, конечно, не знает, насколько не жаль мне, что больше не увижу его…

Когда я с женой и детьми — их было шестеро — скрывался в лесах, ночь, только ночь укрывала нас; день же выдавал нас в руки преследователей. Разве забыть мне тот немецкий огненный град, падавший на головы тысяч беженцев по дороге из Гродно в Варшаву? С восходом солнца поднялись в воздух самолеты и в течение целого дня сеяли смерть. Там погибла моя жена с семимесячным птенцом на руках, а двое из оставшихся пятерых детей потерялись в тот день. Трое уцелевших детей погибли в Варшавском гетто.

Теперь наступает мой час. Подобно Иову я мог бы сказать о себе: «Нагим я вышел из чрева матери моей, и нагим возвращусь я туда». И эти слова отозвались бы тысячеголосым эхом. Мне сорок лет, и, оглядываясь на прожитые годы, я утверждаюсь в уверенности (в той мере, в какой человек может быть уверенным в себе), что жил честно. Удача сопутствовала мне в жизни, но я не кичился этим. Дом мой был открыт для всех нуждающихся, и я был рад делать людям добро…

В нынешнем положении я, разумеется, не жду чудес и не прошу Б-га сжалиться надо мной. Я не буду пытаться спастись и бежать отсюда. У меня остались еще три бутылки с бензином после того, как несколько десятков бутылок израсходованы на врагов.

Варшавское гетто погибает с боем, с выстрелами, с борьбой, в пламени, но без воплей. Евреи не кричат от ужаса. Они принимают смерть как избавление.

У меня есть только три бутылки, и дороги они мне, как письмо для пьяницы. Когда я выпью содержимое одной бутылки, я положу в неё бумагу, на которой я пишу теперь, и спрячу между кирпичами… И если когда-нибудь кто-нибудь найдет ее и прочтет, быть может, он поймет чувства еврея, одного из миллионов, который умер. Две оставшиеся бутылки я разобью о головы нечестивцев, когда наступит последний миг.

Я горжусь тем, что еврей, не назло миру, так относящемуся к нам, а именно из-за этого отношения. Я стыдился бы принадлежать к народам, которые произвели на свет и взлелеяли преступников, ответственных за то, что делают с нами.

Я горжусь тем, что я еврей, потому что трудно быть евреем, о, как трудно. Не нужен героизм, чтобы быть англичанином, американцем или французом. Еврей — это герой, мученик, святой. Вы, ненавистники, говорите, что мы дурны, злы. Мы тоньше и лучше вас, — посмотрел бы я, как бы вы выглядели на моем месте.

Я счастлив принадлежать к несчастнейшему из всех народов земли, чей Закон — представитель всего самого возвышенного и прекрасного в законах и этиках. Этот освященный Закон ныне оскверняют и топчут ненавистники Б-га, тем самым только увековечивая и освящая его

Ты утверждаешь, что мы грешили. — Конечно, грешили. И поэтому мы наказаны? Я могу понять и это. Но скажи мне, есть ли на земле грех, заслуживающий такое наказание, которому подвергнуты мы?

Ты утверждаешь, что воздашь ненавистникам по заслугам! Я убежден, что будешь воздавать беспрестанно. Я не сомневаюсь в этом. Но скажи, есть ли на земле кара, способная искупить такое злодеяние?

Хочу открыто сказать Тебе, что теперь мы унижены и притесняемы больше, чем когда-либо на нашем бесконечном пути страданий, и замученных, попранных, задушенных, погребенных заживо и сожженных заживо среди нас больше, чем когда-либо, нас уничтожают миллионами.

Если мои ненавистники столь темны и столь злы — кто я, как не носитель частицы Твоего света, Твоей доброты?

Я не прошу Тебя покарать виновных. В конце концов они сами покарают себя, — это заложено в самой природе ужасных событий, — потому что с нашей смертью умирает совесть мира, потому что весь мир погибает с убиением Израиля.

Мир сам сожрет себя в своей порочности, он утонет в своей крови.

Смерть не может больше ждать, и я вынужден кончать. С верхних этажей все тише доносятся выстрелы. Падают последние защитники нашей крепости, и вместе с ними рушится и погибает большая Варшава, прекрасная богобоязненная еврейская Варшава. Солнце заходит, и я благодарю Б-га за то, что больше не увижу его. Я вижу багрянец пожаров и клочок неба, красный и беспокойный, как поток крови. Самое позднее через час я буду уже с моей женой, с моими детьми и с миллионами других сыновей моего народа в том лучшем мире, в котором нет больше сомнений и в котором Б-г — единственный властелин.

Я умираю спокойный, но не удовлетворенный; изувеченный, но не отчаявшийся; веруя, но не прося пощады; любя Б-га, но не повторяя слепо «Амен».

Из книги Давида Зельвенского «Код надежды»

Поет Mordechai Ben David

Рахэм (смилуйся)

Перевод слов песни

Смилуйся, смилуйся Г-сподь, Б-г наш, смилуйся

над Израилем - Твоим народом, смилуйся 

над Иерусалимом - Твоим городом.

Смилуйся, смилуйся, смилуйся.

Над Сионом - домом Твоей Славы. 

Над царством дома Давидова, Твоего Помазанника. 

Над этим большим и святым домом. 

Смилуйся, смилуйся, смилуйся.

И хочется закончить этот пост словами Давида Зельвенского (историка и бывшего советского офицера):

"Я уже прадедушка, перевалил за 80-летний рубеж, но для меня важно, чтобы мы оставили немного более прочный мир, чем сейчас: успели еще что-то сделать, что-то прокричать.

Человечество сегодня выглядит неважно со своими двойными стандартами, жутким лицемерием, бесконечными драками в коридорах власти. Но я не теряю надежды... Нас все-таки больше – тех, кто борется со злом и пытается его победить.

Я из тех, кто еще не забыл о том, как во время второй мировой войны мы делили одну участь вместе с узбеками, туркменами, таджиками, казахами: вместе голодали, валялись в тифозном бреду, получали похоронки, добывали победу.

И какое значение имело тогда, кто во что верит, и на каком языке мама пела ему колыбельную. Важно было, какие у человека глаза и какое сердце, когда вокруг несчастные, обездоленные люди.

Вспоминалась тысячелетняя восточная мудрость: приюти скитальца, накорми путника, облегчи страдания нуждающегося. Каждый слушал голос своей совести – потому и спасли тогда мою семью и сотни тысяч других беженцев..."

За нами выбор или слепо бежать за порочностью этого мира или задуматься - куда я иду?

Куда мы идем?